Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы - Страница 219

219

– Мне, наверно, полагалось бы удивиться, – вздохнул Ростислав. – Но я очень устал…

– Прошу! – Гуаско махнул рукой, и от кавалькады отделился один из всадников, ведя в поводу коня. – Поспешим в замок…

Замок… Арцеулов вновь улыбнулся. Это прозвучало так естественно, словно они находились не в крымской глуши, а где-нибудь возле славного города Генуи. Между тем, ди Гуаско вновь махнул рукой, и тут из-за деревьев, росших вдоль дороги, молча выступило несколько арбалетчиков в таких же шлемах, панцирях и стальных наколенниках. Значит, вот кто его спасители!..

Ростислав с трудом взобрался в седло. Тело ныло, отказываясь повиноваться, но требовалось продержаться – хотя бы еще полчаса. Замок – не замок, а какое-то убежище у этого итальянца должно быть.

Отряд проехал немного вперед и развернулся на небольшой поляне. Чернобородый по-прежнему скакал впереди. Арцеулов пристроился рядом, стараясь крепче держаться в седле. Конь, который ему достался, был норовистым и абсолютно черным. Ростиславу даже показалось, что все кони в отряде одной, вороньего крыла, масти…

– Как ваше имя, сеньор? – Гуаско пустил коня рысью, знаком велев солдатам ехать следом.

– Ростислав…

– Древнее имя! Рустэ-слейф… Ваши предки из Скандинавии?

– Всю жизнь считал себя россиянином, – удивился Арцеулов. – Разве что татары в родне сыщутся…

– Вы все забыли, беспамятные дети великих отцов. То, что было нашей славой, для вас лишь отзвук легенды…

Арцеулов не стал спорить. В чем-то его странный спаситель прав.

– Еще в Генуе я знал одного колдуна, его звали Луиджи Дьявол. Он говорил, что в нем течет иная кровь – не людская. Тот, у кого есть эта кровь, способен помнить все, чтобы было с его предками. На остальных лежит заклятье беспамятства… Он был хороший колдун, Луиджи. Его сожгли – на городском рынке…

Арцеулов вспомнил Италию, где бывал несколько раз еще до войны – веселую, немного суматошную страну…

– Господин ди Гуаско, – вздохнул он. – Давайте все-таки договоримся, в каком веке живем…

Послышался негромкий смех.

– Вы – в двадцатом. Я – когда захочу!

Ростислав усмехнулся в ответ:

– Вы повелеваете временем?

– Нет, – голос ди Гуаско стал серьезен. – Я заключил с ним договор. Или, может, сеньор Ростислав, вы принимаете меня за призрака?

Арцеулов пожал плечами:

– Посудите сами, господин ди Гуаско: ночь, арбалетчики на черных конях и вы, рыцарь из Генуи. А ведь сейчас – ноябрь 1920-го…

– Вас смущают мои арбалетчики? Но я смог помочь вам и без пулемета системы «Гочкис». Впрочем, из него тоже мои люди стреляют неплохо.

– Я не о том…

– Я понял, сеньор, – перебил ди Гуаско. – Вас смущает то, что сейчас ноябрь 20-го… Знаете, вы бы очень удивились, узнай, какой день сегодня на моем календаре. Не уверен, понимаете ли вы меня…

– Понимаю, – Ростислав подумал о другом. – Хотя и не знаю итальянского.

– А-а! Этому нехитрому фокусу меня научили в Генуе. В чужой земле подобное бывает полезно…

Вспомнилась серебряная чаша, в которой кипела переливающаяся красками жидкость. Интересно, пил ли сеньор Гуаско сома дэви?

– А насчет календаря попытаюсь пояснить… Раньше я жил в Генуе, пока чернь не сожгла наш фамильный замок. Мы с братом отплыли в Тавриду, но я могу вернуться в Геную или поехать куда-нибудь еще. Вы же привязаны к тому месту, где родились, и вам кажется, что нельзя покинуть свое время, как невозможно тем, кто не умеет ходить, уйти из родного города…

Они ехали над морем, справа темнели крутые, поросшие лесом склоны, тишину нарушали лишь неспокойные волны да негромкий стук копыт. Но вот дорога сделала поворот, стена гор резко отступила вправо. Впереди была утонувшая во тьме стена леса, а за ней возвышалась огромная гора, далеко уходящая в море.

– Замок ди Гуаско. Его называют Пастушьей Крепостью… – рука в бархатной перчатке указала в сторону вершины, где темнел черный силуэт полуразвалившейся башни.

Отряд свернул направо и углубился в густой лес. Гуаско уверенно ехал впереди, находя затерявшуюся в густой темноте дорогу, которая то карабкалась вверх, то спускалась в лощину, то вновь круто шла в гору.

Лошади перешли на шаг. Стена леса оборвалась, всадники выехали на голую, поросшую невысоким кустарником вершину. Стало заметно холоднее. По темному небу одна за другою неслись тяжелые тучи, совсем близком шумела пучина, а впереди темнели старые, поросшие кустарником руины.

Замка не было. Время и люди разрушили его. Жалкие остатки стен едва угадывались в траве, и только одна из башен – огромный, сложенный из грубо околотого сланца донжон – возвышалась над руинами.

Несмотря на усталость, Арцеулов, ощутил легкое разочарование. Он часто видел в Крыму такие развалины. Ничего удивительного, что чернобородый Гуаско устроил здесь стоянку своего отряда. Но все же Ростислав надеялся на что-то иное. Увы, временем повелевать нельзя. С ним невозможно договориться – рухнут самые прочные стены, навеки погаснут окна, и там, где шумела пиршественная зала, вырастет чертополох…

Казалось, ди Гуаско понимал, о чем думает его гость. Чернобородое лицо скривилось в усмешке:

– Вы, кажется, принимаете меня за шутника, сеньор Ростислав? Я обещал вам хоромы, а привел на пепелище. Но не спешите. Мы еще не приехали…

Арцеулов почему-то представил себе вырубленные глубоко в скале подземные казематы, где таинственный генуэзец устроил себе убежище. Чезаре невозмутимо держал путь прямо туда, где среди редкого кустарника еле угадывались остатки того, что когда-то было воротами.

219