Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы - Страница 46

До места встречи оставалось всего два перехода, но ночевку придется делать прямо посреди леса. Можно было свернуть на знакомую заимку, но в этом случае имелись все шансы опоздать – Лебедев и его группа успеют проскочить к селу Орлик, а оттуда до Сайхена всего один дневной переход. Значит надо идти напрямик, чтобы к послезавтрашнему вечеру быть в нужном месте. Внезапно Степа вспомнил, как оно называется – Семен-Крест. Там действительно стоял большой крест, срубленный из почерневшей от времени сосны. В свое время проводник из местных что-то рассказывал Косухину об этом кресте, но память ничего не удержала.

Еще только светало, когда Степа собрался, попрощался с Шутовым, подробно объяснив, как добраться до села, и шагнул за порог.

Идти было нелегко. Дорога вела на подъем, приходилось все время петлять между огромными лиственницами, вдобавок стали попадаться неглубокие, но с крутыми склонами, овраги. Уже к полудню Степа устал, хотелось присесть, разжечь костер возле какого-нибудь старого рухнувшего дерева и часок-другой погреться. Но время поджимало. Косухин лишь на несколько минут остановился, чтобы сжевать кусок хлеба с сушеным мясом и хлебнуть спирта, и пошел дальше, стараясь двигаться в одном темпе, экономя силы.

Уже начинало темнеть, когда Степа поднялся на вершину хребта. Здесь лес рос гуще, рядом с елями и лиственницами стали попадаться гигантские кедры, идти же стало совсем трудно. Эти места Косухин помнил плохо – он шел по солнцу, как когда-то учил его брат. Оставалось надеяться, что перевалив хребет и выйдя в долину Оки, он найдет нужную дорогу – те места Степа знал лучше.

Солнце спряталось за густыми кронами лиственниц, вокруг заструились сиреневые сумерки, и Косухин понял, что пора думать о ночлеге. Подходящую поляну он нашел быстро – небольшую, уютную, где лежали два огромных сухих дерева. Степа устроился в промежутке между старыми, покрытыми сухим мхом стволами, и, наломав тонких веток, попытался разжечь огонь. Получалось плохо. Косухин плеснул немного спирта из фляги, и костер все-таки разгорелся. Сразу же стало веселее, Степа подкинул в огонь сучья потолще и, привалившись к одной из поваленных лиственниц, сжевал остаток сушеного мяса. Найдя сухую ветку, Косухин кинул ее в огонь и решил вздремнуть часок-полтора, затем проснуться, снова подбросить дров и так продержаться до рассвета. Костер почти не грел, жар уходил к холодному звездному небу. Приходилось то и дело подсаживаться прямо к огню, чтобы согреть хотя бы кончики пальцев.

В конце концов, Косухин укутался в полушубок, сунул руки в карманы и, надвинув шапку на самый нос, задремал. Сон накатил волной. Степа лишь успел подумать, сумеет ли он проснуться, чтобы вовремя подкинуть дров.

…Когда он открыл глаза, на поляне стало заметно светлее. Степа удивился, но понял: взошла луна. В ее свете тени стали резкими, а снег начал мерцать маленькими разноцветными искорками. Костер погас, только несколько угольков дотлевали среди серой золы. Почему-то холод исчез, но Косухин решил не лениться и подбросить дровишек. Он легко вскочил, поразившись тому, что тело потеряло вес. Степа сделал несколько шагов по чистому светящемуся снегу, и вдруг застыл. Повернувшись, он шагнул еще раз – вновь замер: валенки не оставляли следов, как будто он скользит по тонкому насту, невесомый, словно сизый дымок от догорающих углей.

«Вот те на!.. Или мне это все снится, чердынь-калуга?» – поразился он. Степа осторожно вернулся на место и присел у ствола. Он попытался ощупать себя и даже ущипнуть, но понял, что не ощущает боли.

– Видать, сплю! – пробормотал Косухин, но эта мысль ничуть не успокоила.

И вдруг он почувствовал, что у костра не один. Кто-то был совсем рядом. Почему-то Степа не испугался – даже когда понял, кто навестил его этой ночью.

…У догоревшего костра сидела женщина в коротком полушубке, подпоясанном офицерским ремнем, и в пушистой меховой шапке. Глаза были устремлены на умирающие угли. Косухин хотел поздороваться, но так и не решился, внезапно сообразив, что луна поднялась уже высоко, яркий свет заливал поляну, но ни он, ни его молчаливая гостья, не отбрасывала тени.

«Сплю», – успокоил себя Степа, но понял, что таких снов не бывает. Решившись, Косухин кашлянул, пытаясь обратить на себя внимание, но женщина в полушубке по-прежнему смотрела, как тускнеет последний уголек.

Наконец, он погас, и гостья медленно подняла голову. Этой ночью она казалась еще красивее, чем в первый раз, когда ее серебристый призрак возник посреди ночной безлюдной улицы.

– Здравствуйте, Степан, – голос прозвучал тихо и ровно, словно доносился откуда-то издалека.

– Здрасьте! – пробормотал Степа. – Вы… Ксения Арцеулова?

– Мое имя вам назвал Венцлав? – губы женщины чуть дрогнули, глаза недобро прищурились. – Вы все-таки не послушались меня, Косухин! Венцлав губит всех – и тех, кто ему служит тоже…

– Что? – дернулся Степа. – Но… чердынь-калуга, я же сплю! Вы мне снитесь!

Женщина медленно покачала головой, и тут Косухин испугался по-настоящему.

– Вы умираете, Степан. Костер погас слишком рано. Вы замерзаете, скоро холод дойдет до сердца…

Степа хотел возмутиться, но понял: все это – правда. Попытался вздохнуть… тщетно.

– Ну, а вы-то зачем здесь? – выговорил, наконец, он. – Что вам за радость? Полюбопытствовать пришли?

– Я – сестра милосердия, – так же тихо, почти без всякого выражения ответила Ксения. – Вернее, была… – тут она усмехнулась, но одними губами, глаза оставались спокойными и холодными. – Не хочу, чтобы вы погибли. Я не могу помочь каждому, но вам – мне разрешили…