Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы - Страница 192

192

Как ни плохо Косухин знал Париж, но сразу же понял, что они едут не в сторону Монпарнаса. Авто проехало через весь центр, и Степа вновь сумел увидеть уже знакомую л'Арк Триомф и полюбоваться творением инженера Эйфеля. Увы, прекрасный Париж оставался для него городом за стеклом автомобиля. А в следующий раз Косухин надеялся побывать здесь лишь в составе Рабоче-Крестьянской Красной армии, ежели французскому пролетариату понадобится братская помощь…

Степу провели на третий этаж большого богатого дома с вежливым консьержем и коврами на лестницах. В дверях его посетителей встретил молодой человек в штатском, но с неизменной военной выправкой.

– Вас ждут, прошу… – это были единственные слова, которые довелось услышать Косухину, покуда он шел по огромной прихожей, увешанной акварелями и разными дорогими безделушками. Здесь явно жили не те, кто зарабатывает хлеб трудовыми мозолями, и красный команжир невольно сжался, готовясь к чему-то неприятному.

Сопровождающий отворил высокую белую дверь, и Степа оказался в большой гостиной. Здесь также висели картины, но уже не акварели, а полотна, писанные маслом – портреты и морские пейзажи. Люстра сверкала хрусталем, ноги тонули в ворсе персидского ковра. Шторы были задвинуты, и в комнате царил полумрак, мешавший разглядеть тех, кто здесь собрался. Впрочем, Наташу и Богораза Степа узнал, едва переступив порог. При его появлении генерал встал.

– Господин Косухин!

Из кресла, стоявшего у окна, встал высокий чернобородый мужчина в дорогом темном – крепкий, подтянутый, типичная «офицерская кость».

– Здравствуйте, Степан Иванович!

Рука, протянутая Степе, была широкой и сильной, и Косухин почувствовал к этому человеку неожиданную симпатию. Может, причиной было лицо – широкое, открытое, с выразительными темными глазами, сразу почему-то показавшееся очень знакомым. В волосах и бороде серебрилась седина. Человеку было за пятьдесят, но выглядел он значительно моложе.

– Меня зовут Александр Михайлович… А вы похожи на брата!

– Ну… да, – оттаял Степа. – Здравствуйте…

– Александр Михайлович руководит всей программой эфирных полетов, – негромко произнес Богораз, и Косухин вновь напрягся. Вот, значит, кто посылал серебристые стрелы в небо! Александр Михайлович улыбнулся:

– Я рад видеть комиссара Челкеля. С частью присутствующих вы уже знакомы. Прошу…

Он не успел договорить. Из кресла, стоявшего в затемненном углу, резко вскочил высокий – еще выше хозяина дома – молодой человек и быстрыми резкими шагами подошел к гостю. Щелкнули каблуки:

– Андрей Константинович Барятинский. Здравствуйте, Степан Иванович!

Князь Барятинский выглядел именно таким, каким запомнил его Степа по фотографии: породистый аристократ давней чистой крови, тонконосый, изящный и одновременно жилистый – прирожденный победитель, живущий в особом мире, где не могло быть места Косухину. Степа вновь, как когда-то, желчно позавидовал и одновременно разозлился. Именно этого, с голубой кровью, отправили первым в эфирный рейс, чтобы князь, а не сын трудового народа навек вошел в историю!

– Николай мне часто говорил о вас, – Барятинский, не подозревавший о Степиных размышлениях, энергично, по-спортивному пожал гостю руку.

Хозяин дома усадил Степу в свободное кресло как раз между собой и Барятинским. Сразу стало ясно, что он и князь Андрей здесь главные.

Александр Михайлович выждал минуту, и в комнате повисла тишина. Косухин еще раз бросил взгляд на хозяина. Этот человек умел властвовать, но не присутствие большого начальника смутило бдительного Степу, а странное, беспокойное сходство чернобородого с кем-то, хорошо знакомым…

– Наталья Федоровна… Господа… – привыкший повелевать голос был ровен и спокоен. – Комиссия Российской Империи по эфирным полетам продолжает работу. Предлагаю заслушать господина Косухина. Степан Иванович, прошу вас…

Косухин был не готов выступать в подобном обществе. Конечно, будь он на заседании иной комиссии, например Сиббюро ЦК, то знал бы как и что докладывать. Не хотелось ударить лицом в грязь, ведь тут хорошо знали Николая…

Степа уже хотел начать в своей обычной манере: «Ну, это, значит…», но укусил себя за язык. Белая кость, впервые встречается с настоящим большевиком. Ну что же…

– Граждане! – рубанул он. – Дозвольте отрекомендоваться: Косухин Степан Иванович, двадцати двух лет. Образования заводского, слесарного. В партии с октября 17-го…

В какой именно – пояснять не стал. Белая кость и сама догадается!

– На фронте командовал батальоном, за Белую орден имею. С осени 19-го – на подпольной работе в Сибири…

Его слушали внимательно. Краем глаза Косухин заметил, как щелками сузились глаза Богораза. Во взгляде Наташи, напротив, был заметен явный интерес, словно Степа прибыл не из РСФСР, а с планеты Марс. Барятинский смотрел на живого большевика тоже с любопытством, но весьма одобрительно. Лицо хозяина дома оставалось невозмутимым.

Степа хотел было упомянуть о товарище Чудове – для пущего страху, но внезапно вспомнил то, что рассказывал Ростислав.

– В начале января сего года капитан Арцеулов получил приказ от белого гада Колчака прибыть в Иркутск и найти генерала Ирмана. Он должен был передать ему пароль…

Степа не скрыл ничего. Спокойно, будто находился среди товарищей по партии, поведал, как брал Семена Богораза, как осаждал дом на Трегубовской, как пузырился липким жарким пламенем огненный гриб, плавя затвердевший январский наст. И так же спокойно он говорил о том, что слыхал от других: об упавшем возле умолкшего пулемета Казим-беке, о подземном ходе, ведущем в старую часовню, и о пустой холодной тайге, по которой уходили беглецы.

192