Око силы. Первая трилогия. 1920–1921 годы - Страница 193

193

Только одно оставалось под запретом – Венцлав и все связанное с командиром 305-го. Это была не его тайна. О Венцлаве он доложит лишь в Столице…

С остальным оказалось проще. Косухин коротко рассказал, как погиб Семирадский, а дальше и скрывать было нечего. С особым удовольствием Косухин поведал о красном флаге над Челкелем, с удовлетворением заметив, что невозмутимое лицо Александра Михайловича дрогнуло. Сообщил он и о попытке сорвать старт, о фальшивом приказе Колчака, но углубляться не стал – и с этим доведется разбираться самому.

– В полдень, двадцатого, «Мономах» взлетел… – Косухин помолчал, словно вновь увидев желтую степь и медленно уходящую в небо ракету. – Полигон был взорван… Вот и все, граждане…

Это, конечно не было «все», но о том, что случилось после, Степа говорить не собирался.

В комнате воцарилось молчание. Похоже, у присутствующих было о чем поразмышлять.

– Благодарю вас, Степан Иванович, – наконец проговорил хозяин дома. – Насколько я понимаю это все, что вы имеете право нам рассказать.

– Да, – спокойно подтвердил Степа. – Правильно понимаете.

– Значит, потом вы добрались до Индии, – заметил Богораз. – По дороге познакомились с господином Валюженичем…

Степа лишь пожал плечами. Рассказывать о Тэде значило начать разговор о Шекар-Гомпе.

– Да, – раздумчиво молвил Александр Михайлович. – Остается восхититься вашим мужеством, Степан Иванович. Увы, большевики это тоже оценят…

– Что вы имеете в виду? – удивилась Берг.

– Да то, что господина Косухина поставят к стенке! – недобро усмехнулся Богораз.

– Однако, – тонкие брови Барятинского поползли вверх. – Ну и нравы в большевистском, пардон, кубле!

Косухин хранил молчание, хотя был вынужден признать, что Богораз-старший близок к истине. Ведь кроме Челкеля за ним еще числился Шекар-Гомп…

– Господа, прошу внимания! – короткая фраза чернобородого мгновенно восстановила тишину. – К этому мы, возможно, вернемся. А сейчас не будет ли угодно господину Косухину ответить на вопросы? У меня они уже есть, причем целых два.

– У меня их сто, – решительно заявила Наташа. – Косухин, мне вас заранее жалко!..

Степа отвечал больше двух часов. Вернее, пытался – больше всего присутствующих интересовали мудреные технические подробности. Тут уж было не до гладкости речи. Косухин заикался на каждом слове, сбивался, а кое-что пытался показать на пальцах. Но это никого не смущало. Берг что-то строчила в блокноте, Барятинский одобрительно кивал и время от времени подсказывал – причем всегда удачно. Степа и сам удивлялся, как многое успел запомнить. Впрочем, кое-что его ставило в тупик, например, вопросы о погоде на эфирном полигоне, о температуре в кабине «Мономаха» и о том, какого цвета был летный скафандр брата. Наташу особо интересовало, что делала она сама, но тут помочь было нечем – в рубку управления Косухин даже не успел заглянуть.

– Пожалуй, хватит, господа! – подвел итог Александр Михайлович. – Степан Иванович, мы вам очень благодарны. Если не возражаете, то я резервирую еще одну встречу с вами. А пока сделаем перерыв. Прошу всех в гостиную – отобедаем!..

Обедали, естественно, на белой скатерти, со служанкой в накрахмаленной наколке и с полным буржуйским набором блюд. Спиртного, правда, не было. Косухин понял: люди собирались работать.

После обеда чернобородый отозвал его в сторону.

– Степан Иванович, сейчас у нас будет разговор о Берге. Мне бы хотелось, чтоб вы присутствовали, но в этом случае вам придется дать слово. От вашего молчания может зависеть жизнь многих людей…

Степа хотел уйти, но вспомнил о брате.

– Понял, – кивнул он. – Буду молчать.

«Честное слово» не было произнесено, но Александр Михайлович спокойно кивнул, показывая, что вопрос решен. Вначале Степа подумал об интеллигентском легковерии, но потом сообразил, что его собеседник хорошо понимает людей. И вновь странное сходство – неведомо с кем – поразило Косухина…

На этот раз докладывал Богораз. Нового Степа ничего не узнал, зато его самого попросили кое-что добавить по поводу ночного происшествия.

– Я уже говорила! – Наташа, не дослушав до конца, нервно развела руками. – Это какая-то ерунда! Бриарей – простая игрушка. Дядя мне подробно объяснял устройство – он немногим сложнее музыкальной шкатулки, обычный образец средневековой механики…

– «Артефакт», – вспомнил Степа словечко Тэда. Ничего себе, музыкальная шкатулка!

– Все это не важно, – Александр Михайлович поднял руку. – Важно другое…

– Да, – поддержал Барятинский. – Главное, что Берг – предатель…

– Князь! – Наташа протестующе вздернула подбородок. – Я… я просила бы…

– Извините, сударыня, – в легкомысленном голосе Барятинского прорезался холодный металл. – Он скрыл от всех правду о «Мономахе». Он пытался ликвидировать господина Косухина – единственного свидетеля, он уничтожил лабораторию… Не решусь утверждать, но ваша болезнь, Наталья Федоровна, тоже крайне подозрительна…

– Нет… – Наташин голос оборвался. – Дядя занимался «Мономахом» больше двадцати лет! Он отдал проекту всю жизнь! Это какое-то недоразумение, его обманули…

Никто не возразил, но было ясно, что остальные смотрят на поведение Карла Берга иначе. Степе не хотелось лезть в это дело, но он все же не удержался.

– Наталья Федоровна… Наташа… У вашего дяди есть перстень… серебряный. Какой он?

Берг равнодушно пожала плечами:

– Помню. Очень красивый перстень. Дядя купил его незадолго до моего возвращения. Перстень большой, массивный, на печатке два маленьких алмаза и изображение головы Горгоны…

193